В этом году мне понадобилась фотокарточка для пропуска. Я побеспокоился заранее
и заснялся за два месяца до срока.
Когда мне подали мои фотокарточки, я удивился, как не похоже я вышел. Передо
мной был престарелый субъект совершенно неинтересной наружности.
Я сказал:
– Зачем же вы так людей снимаете? Глядите, какие полосы и морщины проходят
сквозь всё лицо.
Фотограф, находясь за портьерой, говорит:
– А чем он там ещё, нахал, недоволен?
Я говорю:
– Неважно сняли, уважаемый. Изуродовали. Разве ж я такой?
Фотограф говорит:
– Нашёлся один такой – морщин ему много... Объектив берёт слишком резко,
рельефно... Не знаете техники, а тоже суётесь быть критиком. Его же сняли, и он ещё
на это глядеть хочет. Капризничает в такое время. Дефекты видит... Нет, я жалею, что
я вас так прилично снял. В другой раз я вас так сниму, что вы со стоном на карточки
взглянете.
Нет, я не стал с ним спорить. Неважно, думаю, какая карточка на пропуске. И так все
видят, какой я есть.
И с этими мыслями являюсь в отделение. Сержант милиции стал лепить карточку на
мой пропуск. После говорит:
– По-моему, на карточке это не вы.
– Где же, – говорю, – не я. Уверяю вас, это я. Спросите фотографа. Он подтвердит.
Сержант говорит:
– Всякий раз фотографа спрашивать, это что же будет. Нет, я хочу на карточке видеть
данное лицо, без вызова фотографа. А тут я наблюдаю совсем не то. Какой-то больной
сыпным тифом. Даже щёк нет. Пойдите переснимитесь.
– Товарищ, – говорю, – начальник, войдите в положение...
– Нет, нет, – говорит, – и слышать ничего не хочу. Переснимитесь.
Бегу в фотографию. Говорю фотографу:
– Видите, как слабо снимаете.
Фотограф говорит:
– Продукция самая нормальная. Снимали при одной лампочке. И через это тени
упали на ваше лицо, затемнили его. Однако не настолько они его затемнили, чтоб ничего
не видеть. Эвон как уши у вас прилично вышли.
– Ну хорошо, – говорю, – уши. А щёки, – говорю, – где? Уж щёки-то, – говорю, –
должны быть как принадлежность человеческого лица.
Фотограф говорит:
– Не знаю. Ваших щёк мы не трогали. У нас свои есть.
– Тогда, – говорю, – где же они, мои щёки? Я, – говорю, – две недели провёл в доме
отдыха. Четыре кило веса прибавил. А вы тут одной своей съёмкой чёрт знает что со
мной сделали.
Фотограф говорит:
– Да что, я себе взял ваши щёки, что ли? Кажется, вам ясно говорят – затемнение
упало на них. И через это они не получились.
Я говорю:
– А как же тогда без щёк?
– А, – говорит, – как хотите. Переснимать не буду. Всех переснимать – это я премии
лишусь и плана не выполню. А мне план дороже вашей нефотогеничной наружности.
Посетители говорят мне:
– Не нервируйте фотографа. А то он ещё хуже будет людей снимать.
Один из посетителей говорит мне:
– Уважаемый, бегите на рынок. Там фотограф «Пушкой» снимает.
Целую неделю я провёл как в тумане. Хлопотал, где бы сняться. На восьмой день,
беседуя с фотографом, я почувствовал себя худо. И тогда они вынесли меня в сад
и положили на траву, чтоб там меня овеял свежий воздух. Придя в себя, я пошёл
в отделение. Положил на стол свои первые фотокарточки без щёк.
Сержант поглядел на карточки, потом на меня и говорит:
– Вот теперь ничего себе получилось. Похожи.
Сержант наклеил мою фотокарточку и горячо поздравил меня с получением пропуска.
poleca:
