По А. Куприну
консультанту при психиатрическом отделении N-ской больницы.
Милостивый государь!
Находясь уже более двух лет в палате умалишённых1, я неоднократно пробовал
выяснить то недоразумение, которое привело меня, совершенно здорового человека,
сюда. Убедительно прошу вас – дочитайте это письмо до конца.
Прошу же я вашего особого внимания потому, что мне хорошо известно, что все
психически больные склонны считать себя посаженными в больницу по недоразумению
или по проискам врагов. Я знаю, как они любят доказывать это и докторам, и сторожам,
и посетителям, и товарищам по несчастию. Поэтому мне понятно недоверие, с которым
относятся врачи к их многочисленным заявлениям и просьбам. Я же прошу у вас только
проверки того, что я сейчас буду иметь честь изложить.
Это случилось 24 декабря 1896 года. Я служил тогда старшим техником на заводе,
но в середине декабря бросил службу.
Я уехал оттуда, чтобы встретить Новый год в городе N.
Поезд был переполнен пассажирами. Моим соседом слева оказался молодой
человек, студент Академии художеств. Напротив же меня сидел какой-то купчик.
У него есть своя мясная торговля. Он также называл свою фамилию; я теперь не могу
её припомнить, но – что-то вроде Сердюк...
Стоя в коридоре, мы полушутя-полусерьёзно стали придумывать различные
средства, как бы поудобнее устроиться, чтобы поспать. Вдруг студент сказал:
– Господа! Есть великолепное средство. Пусть один из нас возьмёт на себя роль
сумасшедшего2. Тогда другой должен остаться при нём, а третий пойдёт к кондуктору
и заявит, что мы везли нашего психически расстроенного родственника, что он до сих
пор был спокоен, а теперь вдруг начал приходить в нервное состояние и что его не
мешало бы заблаговременно изолировать. Мы согласились, что план студента прост
и верен. Тогда купчик предложил:
– Бросим жребий3, господа!
Изо всех троих мне надлежало бы быть самым благоразумным; но я всё-таки принял
участие в этой идиотской жеребьёвке и... вытащил узелок из зажатого кулака
мясоторговца.
Комедия с кондуктором была проделана с поразительной натуральностью. Нам
немедленно отвели купе.
Спал я неспокойно, точно у меня во сне было предчувствие беды. Я проснулся
в десять часов утра. Моих компаньонов не было (они должны были сойти на одной
станции ранним утром).
Мы доехали до N. Только минут через десять за мною пришли... трое. Двое из них
схватили меня крепко за руки.
Таким образом меня извлекли из вагона. Первый, кого я увидел на платформе, был
жандармский полковник. Я воскликнул, обращаясь к нему:
– Господин офицер, выслушайте меня...
Он подошёл ко мне и спросил вежливым, почти ласковым тоном:
– Чем могу служить?
Я неторопливо и уверенно рассказал офицеру всё, что со мной произошло.
Когда я кончил свой рассказ, он сказал вежливо и мягко:
– Видите ли... я, конечно, не сомневаюсь... но мы получили такие телеграммы...
И потом... ваши товарищи... О, я вполне уверен, что вы совершенно здоровы, но...
Мы приехали в больницу. Вскоре в приёмную пришёл главный врач. Я подробно
передал доктору всё, что раньше рассказывал офицеру. Но рассказ мой не был так
связен и так уверен, как раньше.
Приёмы доктора привели меня в ярость, и я закричал во всё горло:
– Болван! Вы гораздо более сумасшедший, чем я!
В эту же секунду на меня со всех сторон бросились сторожа.
Господин доктор, проверьте всё написанное мною, и если оно окажется
правдой, то
отсюда только один вывод – что я сделался жертвой медицинской ошибки».
Умалишённый – chory umysłowo.
Сумасшедший – szaleniec, wariat.
Бросить жребий – przeprowadzić losowanie.